Куда ж мне деться от своих берез, от нежных пальчиков, от тугих кудрей, от таких изогнутых маминых бровей, от колье рябиновых, разноцветных мячиков, от такого милого папы – папы-зайчика? Руки в пластилине, губы в молоке…
Ты приоткрыла створку раковины-глаза. И в дегте ночи отражен закат. И в локоне волос дрожанье воздуха, уставшего от света. А на изгибе губ уже томится луч луны.
О, вся Земля тебе! В тебе! И волны темноты то обнажат твой лик, То, вдруг, его утопят в мерцании звезды.
Ты слышишь? Тихо тикают вселенские часы. И громче. Громче! Это стоны!!! О-о, этот крик сквозь плотность тьмы неумолим:
«Остановите эти шорохи дождя! – стекая по просторам темноты, он в кровь попал мою!
В мой сон прорвался безжалостным шепотом, И плачет по венам моих бестелесных надежд. Рыдает ударами сердца. И режет стекляшками капель прозрачность ослабших промокших одежд…»
И холод, вплоть до каппилярных трубок, пронзает жизнь…
Не постичь – не пытайся! – Кармен Улыбки призывно-манящей. Но попавшему в сладкий плен Мысли приходят все чаще, Что не впишется яркий мир, Где беспечно трещат кастаньеты, В тихий быт твой, любимый до дыр, И не знающий страсти вендетты, А дурманящий запах цветов Принесет вам обоим лишь беды.
Та, что дарит страсть и любовь, Не умеет варить обеды.
