И каждый день
Сует и дел нагроможденье,
Вся жизнь моя
Один вираж воображенья,
Ну а судьба -
Лишь в зеркале разбитом отраженье. . .

Мне не нужна любовь, а в дружбу я не верю.
Не говорите мне про мой максимализм.
Сегодня я – мечта, похожая на зверя,
Глядящая на мир из разноцветных линз.
Сегодня я – прыжок, свершённый за секунду,
Расплёсканный везде сплошной адреналин…
Клятв дружбе и любви я при носить не буду,-
Ищу в самой себе непознанных вершин…

Всё, что есть во мне самого светлого,
Разорву на большие клочья,
Уплывая в туманы рассветные
После долгой дремучей ночи…

Остывая слезами крупными,
Ухожу в себя безвозвратно!...
Одиночество дорого куплено –
Не хочу возвращать всё обратно…

Укрываюсь тяжёлыми муками,
За улыбкой-вуалью прячусь.
Называя прощанья разлуками,
Превратилась в духовно незрячую…

На улыбках витрин в золотом перламутре
Дышит солнце, а, значит, уже расцвело…
Но кого-то не радует летнее утро,
А полуденный зной не дарует тепло.
В дикой жажде остаться навеки ребёнком
Цепь попыток забыть, что есть взрослая жизнь.
Согласитесь, судьба – лишь фрагмент киноплёнки,
Где-то можно отнять, что-то можно сложить…
Кто-то любит безропотно, бесповоротно,
Кто-то лишь позволяет ласкать и любить;
А песок в это время стекает в воронку…
И быстрей, чем мы можем предположить!

На белом листе тёмно-синие кляксы –
В полуночный час я бумагу мараю.
В душе комья грязи с кусочками ваксы,
И струны обвисли, теперь не играю…
Стихи получаются слишком простыми,
Вернее, банальными до пустоты.
И созданы вроде руками твоими,
Но чувствуешь – сделал их вовсе не ты.
Кроит под себя этот мир бестолковый
И учит с общественным мненьем считаться…
Давно на слуху твоё каждое слово,
Но хочется им не писать, а плеваться.
Пристойно, обтёсано, вписано гладко –
Строчу о простом, о насущном, о плотском…
Но хочется всё, что есть в этой тетрадке,
Назвать не стихами, а рифмоплётством…

Я закрыла глаза на одно мгновенье
И уставшего ангела крылья увидела.
В том, что это был Ангел – ни капли сомненья,
Но такой, словно что-то Его обидело.
А на вид Ему было годам к тридцати.
Он сидел над обрывом, странно сгорбивши спину,
Никуда не хотел ни лететь, ни идти,
И, казалось, дух жизни Его тело покинул…
Крылья были уже не кристально чисты,
Перья сломаны, где-то изодраны в клочья…
Он в угрюмую бездну смотрел с высоты
И смолил сигарету недокуренной ночи…
Пряди тёмных волос закрывали лицо,
Он молчал, выдыхая клубы едкого дыма…
Он хотел бы узнать, ЧТО в конце-то концов
Больше жизни и счастья людям необходимо…
Мне бы мела…, ну или хотя бы угля…,
Чтоб суметь воссоздать тех видений обитель…
В них – у края обрыва впитала земля
То тепло, что отдал ей…мой Ангел-Хранитель.

Прошу я: Господи, тому,
Кто мне захочет, вдруг, сказать,
Что есть любовь, облегчь суму,
Дорогу дай – ногам под стать.

Дай сладость – голосу его,
Что б лился в душу спелым соком.
И укажи в мое окно,
Что б не ошибся ненароком.

Я научилась выверять слова,
Дозировать и не транжирить чувства.
Усвоила, что жизнь – почти война,
Любовь, лишь вид военного искусства.

Живу почти как надо – чуть на грани –
С налетом необычности - для шарма.
/А не завесть ли на окне герани?/
И шею приучила к теплым шарфам.

Лишь иногда, склоняясь над посудой
Припомню – впрочем, не вдаваясь сильно-
Какой когда-то вольно-безрассудной
Летела птицей. И имелись крылья

У души. Вне рамок. Вне законов. Вся – размах!
Вся щедрость – «Нате! Так люблю – хоть режься!»
И знала – сколько истины в словах!
И не скупясь дарила миру нежность!

Февраль – предвестник и предшественник весны –
Встречаем вместе. /Ветер студит губы./
Друг другу как бы дороги и любы,
Но без тебя тревожат чем-то сны.
Когда ты спишь – бессонница тревожит.
И не могу осмыслить и понять:
Вот день прошел. Он нами мерно прожит.
Так почему мне грусти не унять?

Зачем - наивная – я мучаюсь доказывая
Все вновь и вновь, что знаю так давно?
В припадке театральности расквашиваю
Всю душу. Может быть стальной
Пытаюсь сделать, обучаясь лгать уверенно
С достоинством, достойным криков «бис!»?
Собой проверю вновь, что мной уже проверено.
Топчусь на месте. И ни вверх, ни в низ.